Блюз горазд

Горазд, на черт-те что горазд.

Гипотетическое разное
Еще такой обрушит лязг
В моё назавтра несуразное,
В течение привычных служб,
Во всё, что не сбылось до этого…

Потом всё станет фиолетово
В мерцании весенних луж.

Но до последнего “потом”
В неведомость почти танцуется,
И льется музыки фантом.
С оркестром хочется по улице,
По городу, по всей земле
Гулять с усмешкою всезнающей
И пить под утро млеко тающих
Ночей в подслеповатой мгле.

Но до невнятного “потом”
Еще таким мне счастьем маяться,
Что между ним и болью разницы
Не взять, не взять мне будет в толк.
Еще таким стихом пьянеть,
Еще таким трезветь посмешищем.

Потом мне станет всё черешнево,
Потом Весною Вечной смерть,
Вдруг, расцветет, и ветра вешнего
Вдохнуть останется на раз…

И потому, твержу, помешанный:
Горазд, на черт-те что горазд...

Памяти отца

Расстрижены ветром просторы.
Обрезками неба в лицо
Мне осень хлестнула. И город,
Пустеющий, дышит свинцом.
И время, наполнившись гулом,
По узким проулкам бежит.
И день, отступая сутуло,
Щербинами света дрожит.
Мне холодно, папа, мне грустно,
Мне слышится скрипка твоя.
В смычке вдохновенном и шустром
Безумство. Смычок обуян
Растущей, полнящейся страстью
Намешанных густо кровей
И предощущеньем несчастья,
Предчувствием смерти твоей.
Как сбивчива, папа, как колка
Механика в левом боку.
Она и ко мне втихомолку
Подступит, Горбатая. Вкус
Осеннего сумрака солон,
И влажны от ветра глаза.
И слышится, слышится соло,
Звучавшее вечность назад…

Элегия

Теснит в объятьях маета.
Уже почти мертва гортань.
Мнемоникой - по письмам, строфам
Былых стихов, по вкусу кофе,
Верней, дешевого напитка
С названьем "Летний", как по ниткам
С миров моих воспоминаний,
Слагаю парадигму счастья,
Ослабив тем захват гортани
И оживив её, отчасти.
Но слишком мимолетен час,
Что дан для вольного дыханья,
И смотрит инфернальный глаз
Луны округлой в мирозданье.
И кот не просится гулять,
Умерив свой азарт беспечный.
Подушкой он залег опять,
Свернув пушистый хвост, на печке.
Лишь тихо ноют чугунки
Allegro ma non molto к ночи.
Покрестишься не с той руки
И, право, не проснуться хочешь.
Там, в горенке, лежит клубок,
В который мне судьбу скатали.
Куранты выбивают срок
Уже пожизненной печали…

Время ткет тишину

Убывает "на нет" несуразная данность меня.
Осыпается дождь аллегорией убыли этой.
Растворяется жизнь по крупице осеннего света
В сладко-красном вине, что играет на донышке дня.

Рассыпается ель обреченьем "уже-рождества".
Хороводит капель синеоких стеклярусных бликов.
И язычества ночь, опьяневшей кружит Эвридикой,
Левой ножкой одной монастырский разрушив устав.

Снова всполох любви покачнет бесконечный покой,
И пометит зрачки беглый след золотистого тока.
Круг замкнется звездой в воспаленной гортани востока –
Рассветет тишина над забвения Желтой рекой.

Отворив все ветра, когти елевых лап обнажив,
Все осыпав дожди, отшептав все лета-листопады,
Время ткет тишину, и глотком вожделенного яда
Допиваю со дна до конца растворенную жизнь.

Иллюзия полета

Вся жизнь вразнос - я всю её стопчу
В пределах тесных выцветшего града,
Где воздух, как вино - броженье чувств
В котлах дворов, в древесной сфере сада,
Где столько прыти в каменных конях.
Где мнилось укрощенье этой прыти
Наивному предшествию меня,
Который уж никак не укротитель.

Триремы лет, избытых мной, плывут,
И в Лету тает жизнь латынью флота.
Из быта, из тщеты, из тесных пут
Опять творю иллюзию полета.
Как вовремя мне всё предрешено.
Какая сладость в сердце, отчего-то.
Дочь тормошит меня: Пойдем в кино.

…И мы летим.

Иллюзия полета…

Tempera November (осенне-зимний пейзаж)

Осень в раме оконной.
Темный пейзаж иконный.
Влажные краски растёрты
На бледном желтке луны.

И дождь, мешаясь со снегом,
Ложится на дно ковчега,
В дикий кустарник тёрна,
В туманной лощины льны.

А выше, над Тем, что Дышит –
Грубым окладом крыши.
Стелется сумрак ночи
Чернью по жести крыш.

Незримо совсем для взгляда
Дыхание за окладом –
Как будто что-то пророчит...
Яснее не различишь…

Старые стихи о главном

Каков собой июль! Сейчас проговорюсь,
Поплыв в жаровне дня остатками рассудка…
- Я вижу, как взошла светящаяся грусть
И поднебесный цвет роняет в незабудки.

И, ноги погрузив по щиколотки в свет,
Осыпавший траву, я праздную лентяя.
Вращает мира ствол полуденная ветвь
С плодом огня, и плод палит и жизнь сметает.

И это хорошо, поскольку это так,
И сколь-нибудь не так - несбыточность и небыть.
Неотрицаем мир. Такая простота
Венчает всё и вся в непостижимом небе.

Как лень моя мудра в извечной правоте
И праве ощутить неспешность дня и мига.
Как плотен каждый звук в звенящей пустоте,
Как недвижима суть, когда в ней есть интрига…

Как недышалось мне, когда был не в себе,
Пытаясь убежать сметающего древа,
Юродивой строфой напутствуя забег,
Смущая ум струной мятежного напева…
…………………………………..

“И вот качнётся сон, встревоженный одним
Касанием едва зачавшегося света,
И станет отлетать, как сигаретный дым,
Змеясь на потолок, и там теряться где-то,

И вот за пядью пядь начнет тесниться мгла,
Давая вновь вещам свободу очертаний,
И форму принимать начнет пятно стола,
И обретать свой цвет, остывший чай в стакане,

За миг до вдоха в явь, до выдоха, когда
Ночь с век легко вспорхнет, и веки дрогнут нервно,
Всё сущее замрет, как будто навсегда…
И жизнь качнется, вдруг, и день начнется первый”…
…………………………………..
Каков собой июль! Сильней проговорюсь,
Скворча в жаровне дня остатками рассудка…
- Я знаю, как растет светящаяся грусть
И поднебесный цвет роняет в незабудки.

Я взглядом обращен в бездонное ничто
Себя, себя, себя с безумством интроверта,
Я преломляю свет сквозь этот взгляд, и шторм
Всех атомов моих смиряет близость смерти

И тишины ее возвышенно-слепой,
В которой разум, речь, рефлексия вот эта -
Космическая пыль, песок и глина пойм
Под Ноев Новый Год и топливо для света.

Всё знание мое, которым наущён
Плодить своих химер пытливости без счета,
Пригодно ль для того, чтоб как-нибудь ещё
Прочесть Екклесиаст, умерив скорбь на йоту?

И потому, застыв в серебряной траве,
Стрекозий стрекот пью ленивым, чутким слухом.
Какой сорочий треск был спрятан голове,
Когда был не в себе, как восклицалось глухо…
…………………………………..


Невнятен полусумрак за окном,
Разложенный на атомы печали.
Чуть брезжит вечер, стылый изначально,
И тлеют размышленья ни о чём

Людей, глядящих внутрь и в пустоту,
Катающих, как шар стеклянный, время,
Читающих газеты, словно требник,
Ловящих мух корысти на лету…

Летящих в Лету…
…………………………………..

Каков собой июль! Ещё проговорюсь,
Дымясь в жаровне дня остатками рассудка…
- Я помню, как растет светящаяся грусть
И поднебесный цвет роняет в незабудки…

Рождество

Праздник медленно, но верно набирает обороты.
Обретает четкость линий контур зреющих торжеств.
И шампанское в авоське мерно звякает о шпроты,
И витрины акварелью разливаются окрест.

Город пахнет свежей сдобой, марципаном и корицей,
Мандаринами, свободой, хвоей, снегом, детским сном.
И плывет по небу время в золоченой колеснице,
И ступицы звезд мерцают фосфорическим огнем.

Обновляются подспудно антураж и мизансцены.
Образ мыслей обретает безрассудство и кураж:
Не о битвах, не о быте, не о целях, не о ценах -
О несбыточном и вечном, о негаданных дарах.

Праздник медленно, но верно набирает обороты,
Превращая скучный город в неуемный Вавилон.
Новорожденного имя на снегу напишет кто-то
В арамейских завитушках, чтоб читал, как в детстве, Он…