Игра в классиков                   ЛИТЕРАТУРА

Людмила Павлова

                     

                 СУМЕРКИ ФЕВРАЛЯ


Точны движенья недрожащих рук
Вера в подлинность мира - наука вживания в роль
Сюжет, обросший сотней подоплёк
В канун сумароковских чтений
Всё путём
Финские волны, холодные, будто ножи
Словно тень, этот блудный трамвай...
 


             

 

 



ТОЧНЫ ДВИЖЕНЬЯ НЕДРОЖАЩИХ РУК

Точны движенья недрожащих рук,
Привычен запах йода, мазей, капель.
Насвистывая песенку, хирург
С любовью к делу точит верный скальпель.
Он знает, посвященный, - смерть легка:
Жизнь истлевает с бренностью окурка.
Бессмертник сух и бронзов. Облака -
Как беличья распластанная шкурка.




ВЕРА В ПОДЛИННОСТЬ МИРА - НАУКА ВЖИВАНИЯ В РОЛЬ

                                Андрею Бердзенишвили

Вера в подлинность мира - наука вживания в роль,
Адаптация к данному веку, подмосткам, коллегам,
Декорациям; к мысли, что жизнь не бывает игрой,
И обрывки бумаги на деле являются снегом,
Ибо мера таланта - искусство скрывать ремесло,
Создавая иллюзию жизни, известная школа,
Где прыжки и ужимки - фантазии в стиле Дидло -
Называют полетом, послушным веленью Эола,
Где однажды, поняв, что актриса подносит ко рту,
Задыхаясь от кашля, платок со следами краплака,
Верный зритель, окуклившись, слепо глядит в темноту,
Словно что-то утратил, подобие смерти оплакав.




СЮЖЕТ, ОБРОСШИЙ СОТНЕЙ ПОДОПЛЕК

Сюжет, обросший сотней подоплек,
Фальшив насквозь, но искренне напорист,
Хотя от настоящего далек,
Как некогда утраченный аорист.
Как не пристала скромность наглецу,
А писарю - влеченье к эполетам
Так мне играть словами не к лицу,
А век шутить - и вовсе не по летам
Но рифма обнаруживает связь
Далеких строк, и эхо переклички
Звенит, как бы играя и резвясь,
С отчаяньем попавшей в сети птички.
И раб ее бесхитростных затей,
Восторженный поэт, с ученым видом
Ликует, словно школьный грамотей,
В конце своей строки поставив idem.




В КАНУН СУМАРОКОВСКИХ ЧТЕНИЙ

В канун сумароковских чтений
Не спит беспокойный Парнас.
Там публика много почтенней
И чище, чем нынче у нас.
Вот статский советник Херасков,
К стихам нагуляв аппетит,
Отменно к собратьям неласков:
Поносит, плутами честит.
Желая устроить ко благу
Свою молодую судьбу,
Петров переводит бумагу
(Лозинский вертится в гробу!).
В разреженном воздухе, мнится,
Разлили тончайшую желчь:
Горит баснописец Хемницер
Пороки глаголами жечь.
В прохладе, под лавром тенистым,
Обильно растут лопухи -
Там Львов с сердобольным Капнистом
Приятелю чинят стихи:
Не выйти ему в офицеры,
Хоть малый неглуп, с головой,
Но рифмы! А слог! А манеры!
Видать по всему - рядовой.
Куда там слону в ювелиры!
Слова неуклюже грубы:
Чрез звуки бряцающей лиры
Доносится голос трубы...
Как бабочки, пляшут мгновенья
Во мгле почивающих рощ,
И в черную пропасть забвенья
Уходит угрюмая нощь.




ВСЕ ПУТЕМ

Все путем - ни колдобин, ни выбоин -
По всему - городской юбилей.
Дом больнице подобен, и выбелен
До костей - не бывает белей.
Так на старом лице, омоложенном
Перетяжками, взгляд искажен.
Мы здесь жили с рожденья, так что же нам
В доме собственном, словно в чужом -
В том, что был по прожилкам диковинным,
Как облупленный, с детства знаком+
Телефон, заливаясь Бетховеном,
Прозвонит неизвестно по ком.
Сон украдкой. Шаги опечатками.
Звон цепочек - фальшивых монет.
Лишь под утро ступенями шаткими
Тени прошлого сходят на нет.




ФИНСКИЕ ВОЛНЫ, ХОЛОДНЫЕ, БУДТО НОЖИ

Финские волны, холодные, будто ножи.
Корчится в море купальщицы смелое тело.
Ветер такой, что, не выдержав, даже моржи
Греются в баре, а чайки орут оголтело.
Мы, наблюдая за морем, устало молчим,
С детства набегами волн уподоблены рыбам.
Штиль - и вода покрывается сетью морщин,
Шторм - и вода, озверев, поднимается дыбом,
Звоном в ушах; пробегает по коже озноб;
Кровь заглушает размеренный пульс метронома.
Время прилива - покрытый испариной лоб.
Время отлива - разлитая в теле истома.




СУМЕРКИ ФЕВРАЛЯ

                         
Андрею Бердзенишвили

Сумерки февраля. Классика: слякоть, кляксы,
Мокнет во мгле скамья с видом безродной таксы
На остановке, где в роли того буржуя
По вечерам грустна и голодна, дрожу я.
Тлеют обломки льда - старого, то есть, мира,
Сыро, и надо мной в небе кусочек сыра:
Сходство почти на сто, чтоб закричать картаво
В полный диапазон - меньше, чем в пол-октавы.
Сыро, и в двух шагах не опознать предметы -
Вытянутой рукой не обнаружить света.
Сумерки в феврале кажутся нам темнее
Летних, когда туман, в воздухе стекленея,
Стынет, и с тополей падают тонны пуха,
Легкие, как обман зрения или слуха -
Несовершенство чувств: с детства звучит зловеще
Имя Грабарь, лазурь грубо звенит... Как вещи
Можно менять слова: время, размеры, формы
Или не соблюдать языковые нормы,
Но перемена мест, времени, суммы знаков
Нас убеждает: мир скучен и одинаков.
Что, что опять весна? Счастье сродни привычке.
В куб возведи слова и заключи в кавычки
Все, что за столько лет время не изменило:
Сумерки. Слякоть. Дождь... Да, не забудь чернила!




СЛОВНО ТЕНЬ, ЭТОТ БЛУДНЫЙ ТРАМВАЙ...

Словно тень, этот блудный трамвай
По невидимым в сумраке рельсам
Проплывает+ Ну что ж, отплывай,
Но последним - внеплановым - рейсом,
Чтоб, легко на подножку вскочив,
Мы смогли под покровом наростов
В прежнем городе, лживом, как миф,
Опознать лишь Васильевский остов -
В нашей речи, уже неживой,
В чьих-то рифмах почуяв засаду,
В той строфе, что сквозит синевой
Полинявших от света фасадов,
А минуя Смоленский погост -
Кольцевую - вагоновожатый
Остановит вагон. И взахлест
Снег ударит волной бесноватой.




 


© Copyright Людмила Павлова, 2003.

Сайт создан в системе uCoz