* * *
Мне друг сказал, что он устал от водки,
От шумных сборищ сотню раз в году;
Что век нам дан и без того короткий -
Смешно переводить на ерунду;

Что мы грешим ненужным празднословьем,
Бахвалимся талантом и умом,
А у жены - проблемы со здоровьем,
А на работе - дрязги и дурдом;

Что хорошо бы всё на свете бросить:
Пустые споры, городской бардак,
Что подарили нам одну лишь проседь -
А ей гордится может и дурак;

Всё бросить, навсегда, к чертям собачим;
Уехать к морю и осесть в глуши,
Где значим ровно столько, сколько значим,
И есть покой для тела и души.

Где жизнь течёт размеренно и ровно,
Где вызревает сладкий виноград…
…И я с ним согласился. Безусловно.
И выпили ещё по пятьдесят.

Т Р А М В А Й
                              Марианне Панфиловой

Поздней ночью, когда на небе
В летнем рое звёзды мерцают;
Звуки дня - друг друга нелепей -
Замирают и угасают;

Жизнь - в покое сонном, раздетом -
Не нуждается в ярком гриме,
И под жёлтым фонарным светом
Листья кажутся голубыми;

И собаки нестройным лаем
Подтверждают своё старанье,-
Быть хочу я старым трамваем,
Без маршрута и расписанья.

Я хочу, распахнув все двери,
Пролетать сквозь город усталый -
Чтобы рельсы звенели, пели,
Чтоб скрипели дряхлые шпалы;

Чтобы там, где арками - ветки,
Провода провожали стоном;
Чтоб скользил из фарной фасетки
Луч в пространстве заворожённом -

Прикасаясь к пыли дорожек
Полным светлой мистики знаком,
Силуэты пугливых кошек
Выцарапывая из мрака.

Я хочу меж домишек старых
Пробираться в джунглях бурьянных;
На заплёванных тротуарах
Подбирать влюблённых и пьяных -

Не ругая, не осуждая,
Не пытаясь залезть к ним в души!-
Ждущим поздней ночью трамвая
Был бы верен я и послушен…

Пусть салон разбит и обшарпан -
Здесь никто не посмотрит косо.
Разве много нам нужно… "шарма"?!
Только б целы были колёса!

Только б мимо неслись кварталы!
Только б тени в окнах мелькали!
Только б я - полуржавый, старый -
Вас довёз, куда вы мечтали!..

…И под утро, когда на крышах
Заблестит росистая влага,-
Я устану, поеду тише;
Разбредётся моя ватага -

Одиночками и по парам,
Чтобы снова плакать, смеяться;
Поддаваясь июльским чарам,
Доцеловывать, довлюбляться;

И в депо, где пути запасные,
Я уйду - пустой - чтоб забыться
Чутким сном на часы дневные -
Между кладбищем и больницей…

В О З В Р А Щ Е Н И Е

В небе чистом и голубом
Увидав журавлиный клин -
В благодатный отцовский дом
Возвращается блудный сын.

От кремнистых дальних дорог,
От холодной ночной росы
Онемели подошвы ног.
Вот в селе залаяли псы;

Вот и луг, где в детстве играл,
И поставленный дедом тын…
Перед ним на колени встал
Возвратившийся блудный сын

И тяжёлый навозный смрад,
Что свиной источает хлев,
Слаще сыну, чем аромат
Всех сидонских и тирских дев.

А в дому, хоть и ночь - не спят:
Слышно ругань, песни и смех…
Это, видимо, старший брат
Возжелал застольных утех.

Там, входя постепенно в раж,
Расточает богатства он:
Слышен дребезг бьющихся чаш
И козлёнка предсмертный стон…

Да, у брата жизнь удалась…
Вдруг - отвисший влача живот
И едва на ногах держась -
Из раскрытых настежь ворот

По нужде выходит отец
(С бороды капелью - вино):
- А!.. Вернулся-таки, стервец!..
Я-то думал - подох давно…

Ну, какого тебе?.. Пшёл прочь!
Аль оглох? Или пьян, дурак?..
Видно, нужно тебе помочь…
Эй, работник! Спускай собак!..

…И бедняк, не жалея ног
(Благо, в сон не клонил обед),
Припустил по камням дорог,
Оставляя кровавый след,

От нежданных семейных ласк,
Не желая их и врагам!
Пробежал Назарет, Дамаск,
Тарс, Милет, Эфес и Пергам;

До сих пор, наверно, бежит
По Леванту - за кругом круг.
…Ходят слухи, что Вечный Жид
Беглецу - закадычный друг.

* * *
Пусть говорят, что в двадцать первом веке
Мы все начнём иной судьбы отсчёт -
Но тень канала, фонаря, аптеки
И на него, тревожная, падёт.

Падёт на Кремль, дворы Замоскворечья,
На петербургский каторжный гранит.
И вновь душа - больная, человечья -
Под мокрым снегом в полночь задрожит.

И вновь устанет у чужого крова
Дверной звонок напрасно дребезжать -
В тот самый миг, когда живого слова
Ей для спасенья будет не хватать;

Когда зима земле наворожила
Бессонницу - с тоскою пополам:
Как будто жизнь совсем не проходила,
А только снилась, только снилась нам…

М Е Т Р О

Каждое утро, зимой и летом,
Словно гонимое плетью стадо,
Просвечены цербером-турникетом,
Мы опускаемся в область ада,
В глубь земли городской, бесплодной,
Бетоном и сталью обременённой -
На гулкой лестнице самоходной,
Сырой и серой норой наклонной.
Такого ада не знал Вергилий,
И не исследовал Алигьери:
В любом закоулке бренчит на лире
Орфей, не забывший своей потери.
Но старого горя тяжёлый морок
Развеять не хватит пения-крика;
Ему навстречу из медных створок
Не выбежит бледная Эвридика;
Нынче в подземном краю суровом
Безумцев не тешат счастливой сказкой:
Из чёрных дыр вылетают с рёвом
Гроба, блестящие синей краской;
По сотне сгустков тепла живого
Глотают, голодные, без разбора,
И клацнув дверями, ныряют снова
Во тьму подземного коридора;
Мчатся под глыбами новостроек
Вольготно раскинувшейся столицы -
Стаей взбесившихся землероек,
Кротов испуганных вереницей;
Мчатся под Шаболовкой, Таганкой,
Старым Арбатом, Арбатом Новым,
Под Пресней, Сухаревкой, Лубянкой,
Кольцом Бульварным, кольцом Садовым -
Мчатся, чтобы в конце прогона
Всех, в утробах тугих пленённых,
Выплеснуть на гранит перрона
Толпами лазарей воскрешённых,
Пьющих воздух, что свеж и лаком,
В чудо спасенья ещё не веря!-
Как праведник, просветлённый мраком,
Выйдя из чрева морского зверя.

З И М А

Снова припёрлась - грязна, сыра...
В полночь, стучась у входа,
Клялась: пробудет лишь до утра!
С утра говорит: полгода.

Сдуру в неслабый попав просак,
К худшему приготовясь,
Я повторяю: зачем ты так?!..
Совсем потеряла совесть!..

Я ли звал тебя, я ли ждал -
Как девку на посиделки?
Я ли взгляда щипцы сжимал
На пульсе секундной стрелки?

Я ли надежды густую мазь
В сердце втирал больное?
Что же ко мне ты явилась, мразь,
Глазки блудливо строя?!

Слиться в экстазе - не наш удел!
Штрихует ночи хрустящий мел
Метелей твоих куражных;
Мир обезлюдел и онемел,
А я не доделал так много дел -
Невыразимо важных!

Полжизни впустую проговорив,
Я по течению - слаб, ленив -
Плыл без руля и вёсел.
Но грозно рокочет морской прилив:
В беде мой товарищ, и враг мой жив,
И ангел-хранитель бросил.

Я выплыл на берег, и вот мой кров:
Он неухожен, скуп, суров,
Пылится слюда окошка.
Мне мало спится, и сон - без снов,
Без масла лампада, очаг без дров,
Лишь теплится робко плошка.

Глядя на снежную кутерьму,
Чувствую холод, ветер, тьму
Окончаньем каждого нерва.
Что впереди - узнать не могу:
Сердцу не внять, не постичь уму...
Зима - блудливая стерва -

Снова припёрлась. Грязна, сыра...
В полночь, стучась у входа,
Клялась: пробудет лишь до утра.
С утра говорит: полгода...

Чёрт меня дёрнул открыть ей дверь,
Некстати выказать жалость.
Мне в этой жизни осталась теперь
Совсем уж смешная малость:

Лишь наблюдать, затая в уме
Горькое сожаленье,
Белого пуха в холодной тьме
Бессмысленное круженье.

* * *
Всё чаще просыпаюсь по утрам
С сознанием чудовищной ошибки.
В ленивый мозг, на смену тёплым снам,
Вползает ужас ледяной и липкий:

Беспомощный пред правдой наяву,
Вдруг понимаю с ясностью последней,
Что не своею жизнью я живу,
И след мой на земле всё незаметней;

Что нерушимо замурован ход,
И мне в тот край попасть не исхитриться,
Где жизнь моя сама себя живёт
И без меня когда-то завершится.

И нет на свете ничего смешней,
Чем продлевать существованье - зная,
Что коль живешь ты жизнью не своей -
К тебе и смерть заявится чужая.

* * *
Минувшей ночью мне приснился сон:
Я умер. Был отпет и погребён.
Друзья, продрогнув на ветру осеннем,
В автобусе "поправились" чуть-чуть
И двинулись быстрей в обратный путь,
Вздыхая с неприкрытым облегченьем.

Под вечер мелкий дождь заморосил.
Сползали капли из последних сил
По плоскости портретного овала.
Отмучилась на западе заря.
Последняя неделя октября
От предпоследней отличалась мало.

Я умер - но как будто не совсем:
Зарытый в грязь, бездвижен, слеп и нем,
Осознавая плоти обречённость,
Из памяти расколотой кусков
Воссоздавал родных, друзей, врагов -
Но в чём-то ощущал незавершённость.

Скрипел холодных мыслей ржавый лом,
Вращаясь неуклюжим колесом,
В котором напрочь выбита ступица.
Мне образа недоставало той,
Благодаря которой с темнотой
Без горечи я смог бы примириться.

Казалась ложью жизни полнота
Без этого последнего листа,
Последней ноты отзвучавшей песни.
И в миг, когда я это осознал,
Господь плиту могильную поднял
И приказал: "На пять минут - воскресни!"

Ко мне вернулись чувства, и опять
Способен стал я двигаться, дышать;
И кровь, что в мёртвых жилах загустела,
Свободно в них, как прежде, потекла -
Наполнив силой нового тепла
С былым теплом расставшееся тело.

Я вышел в ночь - застывшая смола
С ней чернотой сравниться не могла -
И вдруг движенье лёгкое заметил,
И ту с собою рядом увидал,
Которую всю жизнь искал и ждал,
Всю жизнь любил - но лишь сегодня встретил!

Не мог я, потрясённый, разгадать:
Проклятье это или благодать,
Одно лишь зная: если мне в награду
За трудное и злое житиё
Подарят рай, в котором нет её -
То этот рай не предпочту я аду.

Но если вместе быть нам суждено,
Среди живых ли, мёртвых - всё равно! -
Не устрашусь ни ада я, ни тленья.
И даже наяву, а не во сне
Бессмертия не нужно будет мне,
И нового не нужно воскресенья.

ЧЁРНЫЙ КОТ

Коты, в отличие от нас,
Не знают предрассудков злобных:
Им начихать на свой окрас
И на окрас себе подобных.

Тем непонятней для котов,
Когда их чёрный брат по виду
До самых кончиков усов
Рассержен на свою планиду.

Не слыша сроду добрых слов,
Не есть привыкший двое суток,-
Он зашипеть всегда готов
И сон его тревожно-чуток.

По сотне раз в теченье дня
Жизнь кажется бедняге адом.
И скоро вся его родня
Свыкается с таким раскладом:

Карающий кота закон
Не подвергается сомненью,-
Преследуемый всеми, он
Виновен - по определенью!

…Своё людское естество
Не в силах приучить к потерям,
Всё чаще чувствую родство
С гонимым отовсюду зверем.

Я тоже слышу ругань, свист,
Знаком с пинками и плевками…
Нет, врать не буду я, что чист
Пред Богом, совестью и вами:

Не сосчитать моих грехов! -
И верно, вразумленья ради
Меня бьют снизу, бьют с боков,
Бьют сверху, спереди и сзади,-

Мир на расправу скор и лют!
Но это правда лишь отчасти:
Других - раз в сорок меньше бьют!
Они иной, как видно, масти…

И я, как пресловутый кот,
Мечусь по жизни ошалело,
В любой спасительный проход
Худое втискивая тело;

Подвал меняю на чердак,
Глотаю пыль и паутину, -
Но всё не так, а если так -
То разве что наполовину:

Когда я сыт - ищу ночлег,
Когда я сплю - мне сводит брюхо,
Скрываюсь - выпадает снег,
От жажды мучусь - всюду сухо;

Едва из шерсти выгрыз блох -
Лишай изводит шкуру зудом.
И если я ещё не сдох -
То и в живых остался чудом!..

Но вот что хочется сказать:
Терпя всю жизнь такую таску,
Я разучаюсь узнавать
Доброжелательность и ласку.

В любом предложенном куске
Я вижу хитрую ловушку,
В протянутой ко мне руке -
Желанье превратить в игрушку.

Меня - погладить?!! Только тронь!
Готовьте запасную кожу!
Исполосую всю ладонь,
А повезёт - вцеплюсь и в рожу!

Перекосив от боли рот,
Припомнив мать, отца и сына,
Вы завопите: "Мерзкий кот!
Неблагодарная скотина!"

И что попало в руки взяв,
С нечеловеческою злостью
Вы святость человечьих прав
В мой мозг вобьёте вместе с костью -

Чтоб я, вступивший дерзко в бой,
Знал, чем бои с судьбой чреваты.
А то, что раньше было мной -
В помойный бак стряхнут с лопаты.

И чёрных мух девятый вал
Накроет радостно и пылко
Застывший яростный оскал,
Сырое месиво затылка.

О Ф Е Л И Я

Реквием не пропели. Выловленного на мели
тела кончина темна. Церкви святой угодно
соблюсти обряд в чистоте: "Довольно ей и земли
в ограде кладбищенской!" "Когда б не из благородных..." -
реплика из народа. В траур одета знать.
Недожених и брат друг друга душат в могиле.
Песен больше не петь. Цветов на лугу не рвать.
Венков не плести. "Офелия?.. Намедни похоронили."
Пираты делят добычу. Заносчивый Фортинбрас,
ещё не зная свой жребий, грабит польские сёла.
В тронном зале смятенье - в зале кровь пролилась.
Запачкала ножки лавок, засохла в трещинах пола.
Смена династий. Слухи. Теперь дозор на стене
каждую полночь от страха начинает зубами клацать
в ожидании привидений: "О Господи!.. Только б не..."
"Офелия?.. Ах, Офелия! Да уж в гробу - лет двадцать."
Постаревший сильно Горацио, жизнь проводящий меж
Эльсинором и Виттенбергом, защищает, слюною брызжа,
честь друга и господина от сонма глупцов, невеж,
любителей грязных сплетен. В кабаках придорожных слыша
также речи о той, что когда-то ушла узнать:
белей ли одежд невестиных залетейские асфодели?
"Офелия?.. О какой, земляк, ты мне всё твердишь Офелии?"
- Да о той, что когда утопла, поп не стал отпевать.
"А!.. При Гамлете-Сумасшедшем! Когда ещё образин
мы здесь не знали норвежских, и правда была на свете!"
- Глянь! Вон, в углу!.. По платью - вроде бы дворянин...
Потише, земляк, потише! Вдруг он тоже из этих?!..
"Да шут с ним; он уже пьян... Так что - её, говоришь,
всё же - в церковной ограде?.." - Ну да! Обмыли, одели...
Не то, что нашего брата... Дворян бесчестить? Шалишь!
"Но реквием не пропели?.." - Нет. Реквием не пропели.

Парсекам теряя счёт,
Рассекая кольца орбит,
О случившемся дать отчёт
Ангел-хранитель мчит.

На Земле попавший впросак,
Все запасы слёз изрыдав,
Сквозь холодный, бескрайный мрак,
Где, от луча отстав,

Одинокий шальной фотон
Испуганно верещит -
Пред Господний явиться трон
Ангел-хранитель мчит.

Безответную пустоту
Хлещет взмахами крыл;
В перекошенном скорбью рту
Крик бессилья застыл;

На ресницах белеет соль,
Не вернуть румянца ланит.
Покаяньем утишить боль
Ангел-хранитель мчит.
..........
"Так значит, она мертва?.."
- Мертва, Всемогущий Господь...
"Что же ты не уберёг?.."
- Не смог, Всемогущий Господь!..
"Что ж крылом не прикрыл,
дал греху побороть?!.."
- Не хватило размаха крыл,
Всемогущий Господь...
..........
Бежавшая от счастья недотрога,
Свою любовь предавшая сама;
Офелия, прогневавшая Бога,
Ушедшая - сошедшая с ума;
При первом в жизни повороте резком
Схватившаяся в ужасе за грудь,
Закончившая жизнь трусливым всплеском,
Офелия, пустышка! В добрый путь!
Да, в добрый путь! Давай, плыви, плутовка -
Без лоций, без фарватеров, без вех;
Безумьем уравнявшая так ловко
Свой первый и последний смертный грех;
За трусость не понёсшая расплату,
За муки не снискавшая наград,
Ни к Раю не приставшая, ни к Аду,
В себе самой неся и Рай и Ад ;
Как сена клок, изорванная тряпка -
Офелия, бежавшая любви! -
Давай, плыви! В воде темно и зябко,
Но ты плыви, Офелия! Плыви!
Близ берега - в кустах, в траве зелёной -
Плыви, плыви! Ещё не вышел срок!
На каждой ветке, до воды склонённой,
Девичьей плоти оставляя клок;
Плыви вперёд, усталости не зная,
Подъеденный мальком, раздутый труп;
Лилеи и кувшинки раздвигая,
Не раздвигая почерневших губ;
В безоблачные дни, в дожди, в туманы,
Уставя в небо мёртвый свой оскал,
Минуя рощи, пастбища, курганы,
Водовороты и теснины скал -
Плыви, плыви, пугая всех на свете:
Бродяг, что близ реки нашли жильё
И рыбаков, что расставляют сети,
Их жён, пришедших полоскать бельё,
На берегу играющих детишек
И девушек, пускающих венки;
Плыви неспешно, времени - излишек!
Всё дальше, по течению реки,
Бегущей сквозь столетия и страны
(И по пути в движение своё
Вбирающей поэмы и романы,
Легенд и мифов пыльное старьё,
Рассказы, были, драмы, анекдоты,
Полотна красок и актёров грим,
Рассыпанные в партитурах ноты) -
На самый край Вселенной! Чтоб за ним -
Где нет уже ни хаоса, ни лада,
Где кончены пространства и года -
Восторженно ревущим водопадом
Обрушиться в Ничто и в Никуда.
...И - тишина. Нет больше страстных, нежных.
Лишь памяти ошмётки. клочья снов.
Прощай. Быть может я, в молитвах грешных,
И о тебе замолвлю пару слов.