Благословенный глас вопиющего
                                                                 

Небо (надо полагать - крымское) позаботилось о том, чтобы Анна Гершаник остро ощутила свою принадлежность к абсолютному меньшинству. Это еврейская девушка, живущая в Крыму и пишущая русские стихи. Разумеется, в Крыму есть еще евреи, некоторые из них - девушки, и кто-то из этих девушек наверняка пишет стихи по-русски. В этом еще нет ничего особенного. Особенность, хочется сказать - единичность, Анны Гершаник в том, что она пишет замечательные стихи.
Конечно, попадаются среди них и средние, и слабые, и подражательные, но то, с какой регулярностью из-под ее пера выходят интересные, значительные тексты, заставляет обратить на нее самое пристальное внимание, то есть читать и перечитывать.
Плохо, когда человек вопиет в пустыне, даже если эта пустыня - крымский пляж. К счастью, вопли иногда доходят до адресата: оказывается достаточным переносить вопли в компьютерный эфир. Остановлюсь на нескольких стихотворениях А. Гершаник, которые произвели наибольшее впечатление.
Вот, например, "Дети". Гершаник не боится писать политические стихи, и они не выглядят стихами на злобу дня. Разве на злобу вечности. Конфликт евреев и палестинцев при опоре на ветхозаветную историю и специфически поэтическом взгляде представляет собой одновременно (потому что в вечности время не существует, а является единым потоком)
что-то совершенно неважное, детское, эфемерное и постоянное, ни при каких условиях не преходящее. Стихотворение так и развивается - от первого ко второму, от свары из-за "песка" в "песочнице" к колоссальному обобщению:

                                               Что это: детский мир или детский дом?
                                               Слишком жива голова на заточенной палке,
                                               Черные мухи летают с таким трудом,
                                               Будто пришиты к воздуху нитками Парки.

Для поэта нет пустых клише: в каждом из них он видит возможность образа с веером значений. Уютное сочетание "детский мир" рождает тревогу; унылое сочетание "детский дом" - отчаяние. Живая голова врага на палке (по-детски это значит: мертвая, не настоящая) - результат невзрослости человечества. Само слово "дети", вынесенное в название, все время меняет значение. Парка кажется чужим образом среди библейских ассоциаций, но это не совсем так. Во-первых, читатель дважды предупрежден: есть дети "чужих матерей", кидающие "взгляд отчужденья - в спину детям Рахили". Есть и эллины, и иудеи. Во-вторых, ход стихотворения выводит нас и за пределы песочницы - в мир, и за пределы Библии - в общечеловеческую культуру, от греческих мифов до сартровской пьесы, откуда, видимо, прилетели мухи.
Последняя поразительная строфа предлагает нам дейсвительно мирный исход - смерть, разрешающую все противоречия. В этом есть большая правда: хороший человек - мертвый человек. И хорошо только мертвому - его уже никто не обидит. Вот такой вариант катарсиса в смерти.
Примерно о том же и выдающаяся даже среди стихов Гершаник "Дойна". В Израиле как-то не чувствуется, что евреи устали жить и отказываются продолжаться. Но Гершаник отграничивается от тех, кто

                                              В южной стране одичали, оближневосточнились,
                                                                                                                ожесточились.

Ей и здесь хочется быть в меньшинстве, причем в том меньшинстве, которое всегда проигрывает. Это меньшинство не стремится стать большинством, скорее, оно тяготеет к нулю.
Но все-таки я не стал бы записывать Гершаник по ведомству смерти. Стихи "Позавчера по городу проскакали скифы..." и "Памяти Марсия", хотя и там сплошь и рядом звучат мотивы смертельности творчества и старости, полны жизни. Это прекрасная, бурная, буйная жизнь культуры. Творчество самой Гершаник - тоже одно из событий этой жизни. И голос ее - хоть и тонкий, даже с легкой надтреснутостью - все же сильный, молодой и имеет отношение только к жизни. Среди пустыни, само собой.